Misha Rappe

Для меня Рейхстаг, похоже, никогда не будет ассоциироваться с серым правительственным зданием.
Я оказался за границей впервые в почти тридцать, это была как раз Германия, но не Берлин, а Франфурт-на-Майне, там проходила выставка. А вот родители мои не выезжали. Бабушкам-дедушкам — довелось. Двоюрдная бабка, совершенно фееричная, властная красавица Тетя Рая, закончила войну в полевом госпитале у озера Балатон, дед же, авиационный капитан, оружейник бомбардировочного полка, как раз и расписался на том самом Рейхстаге, чтобы отправиться затем на Японскую кампанию и демобилизоваться лишь в сорок седьмом.
Абсолютное большинство советских людей воспринимало это слово как “Лимпопо” из стихов Чуковского. Как и немцев, бывших до войны дальше, чем Марс.
Для меня Рейхстаг – это символ предельных усилий, зафиксированных генетически, оплаченных предпоследними человеками, точка в календаре, после которой все кончилось и началась жизнь. Я думаю, что, пожалуй, его нельзя сфотографировать, это, в общем-то, небесный город, прощенный и занявший свое место где-то там наверху.

Berliner Philharmoniker.

Совершенно случайно был куплен билет, просто зашел утром в кассу. А там — тишина, все выкуплено на полгода вперед. Обратился в окошко: “Перед вами сдали один билет в сектор B”. Фантастический сюжет с лучшими местами. Стоит, кстати, 78 “ойро”.

Программа — Дебьюсси, Стравинский, Сибелиус. Дирижер — сэр Саймон Раттл, три женских голоса в первой части. Плюс (внимание!) речетатив в исполнении Софи Марсо.
Не понял сначала кто это, программку не читал, смотрю -знакомая какая–то на сцену поднимается. Удивился. Читала так себе, но отлично выглядела, довольно высокая и, даже атлетичная барышня.




Немецкая традиция прочтения классики всегда была исключительно детальна, сочетала в себе склонность к сложнейшим составам, виртуозной композиции. Исполнительская школа была подкреплена школой звукозаписи, по сути, положившей начало отрасли вообще и остающейся лидером в записи классики. Вместить все это в один главный национальный зал – задача феноменальной трудности. И тем не менее, она была блестяще решена в 1963 году архитектором Hans Scharoun. Был построен концертный зал нестандартной планировки, когда часть зрителей размещалась вокруг оркестра. При этом сохранялась и основная часть с балконами. Именно после реализации Берлинского филармонического зала, такая рассадка заняла равное место среди классических. Новый концертный зал Мариинки тоже построен по этой схеме.

В течении почти трех часов я аналитически слушал оркестр, фортепьяно, голоса. Чуть трюковая манера подачи позволяла оценить крайние динамические переходы, очень наглядно поданые группы инструментов. И чем дольше звучала музыка, тем больше я убеждался в большой ценности происходящего. Великолепный оркестр, сильный дирижер – наполняли пространство плотным звуком, и послезвучия были также плотны и полноценны. Отдельные отражения совершенно не фиксировались, характер спада энергии был равномерен и музыкален, без тембральных искажений. Чуть подчеркнутые низкие частоты не создавали резонансов в басах, даже на тутти оставался воздух. Звучание инструментов чрезвычайно равномерное, с легким затуханием высокочастотных гармоник, что только придавало звуку благородную воздушную перспективу. Зал немного шумноват в зрительской части – слышны тихие разговоры, случайные шорохи. Однако потрясающая слышимость тихих ньюансов исполнения, невозможная без такой отзывчивой акустики, с лихвой оправдывает “эффект постороннего присутствия”. Зал замечательный, совершенно оправданно назван одним из лучших, критические замечания невозможны, только глубочайшее уважение.
Собственно, сам концерт как событие, подтвердил переход исполнения классики в законы шоу-бизнеса. Слегка утрировано это описано в рассказе Кортасара “Менады” — и подбор произведений, достаточно комфортных, разнообразных, рассчитанных на облегченное восприятие, и несколько экзальтированная подача самого материала с “подсказками”. Сюда же отнесем роскошную полиграфию, активное продвижение в средствах массовой информации, умные и затратные рекламные компании, соответствующую публику и репертуар. Приятно, что это не противоречит как высочайшему профессионализму исполнения на пределе музыкальной шкалы, так и особому, национальному плюсу – феноменальной сыгранности, точности и мощи. Не противоречит, но напоминает о некоторой “продуктовости” происходящего, хотя бы и из области высокого вкуса.

Берлин – город не простой в любви. Приезжая по шоссе извне на Александрплац, олицетворение “реально построенного социализма”, рискуешь остаться на всю жизнь без умного отстраненного приятеля. Это эстетическое препятствие – первый порог, отсекающий быстрых бесплатных друзей. Собирательный образ Гете-Вагнер-Нибелунги, а с другой стороны – Ремарк-Вендерс-Рифеншталь больше соответствует реальному немцу – желчному прижимистому одинокому мужчине 45 лет с некоторой долей перверсий, но это всего лишь – второй порог, поглубже. При некотором усилии преодолевается и он, проступает сложный многослойный графичный Берлин, с формализованными абстракциями всех разновидностей – от миниатюрных железных дорог до феноменального, недосягаемого шрифтового чутья. Берлин, наполненный графитовым воздухом, невозмутимый в отрицании пришлых народных культур, любитель механических фетишей и волевых женщин.

Утром 13 сентября, не мудрствуя, вырулил на трассу до Берлина, забил в навигатор Александрплатц и поехал, собственно, эта трасса и утыкается в тот самый платц. Поскольку гостиницы не бронировал, убедился, что заселиться непросто, прокатившись по нескольким центральным хотелям (занято), доехал до Европа–центра и за приличную плату (размещение) в 50 ойро получил довольно удобную гостиницу у стадиона «Олимпия», где Ленни рождала свои шедевры. Поставил на прикол машину, благо рядом метро, ходил везде пешком.
1. Александплац — ужасна. Реально построенный социализм. Поскольку знакомство с городом началось с этой площади, был в недоумении, но потом походил — рассосалось.
2. Рейхстаг почистили от копоти, убрали надписи, купол теперь какой–то пластиковый.
3. Бранденбургские ворота в пять раз меньше чем я представлял и по крайней мере в три раза меньше, чем арка на Кутузовском.
4. Для немцев крушение стены — это очень много. Проникся.
5. Хорошие одежные магазины. Немного дешевле чем в Москве, но выбор больше и много добротной качественной одежды. Красивая посуда.
6. В зоопарке (да, да, Берлинский ZOO) прикольный носорог — бегает рысью, т.е. все ноги отрываются от земли. Учитывая что размером он с небольшой автофургон. А бегемоты плавают в застекленном аквариуме — удивительно быстро. Панда тоже смешная.
7. Вкусно поесть за скатертью, даже с симпатичным винцом — 10–12 ойро.
8. Посетил большой магазин для геев. Что–то у них там со вкусом. Разочаровался.
9. Решил остаться еще на день.

Много русских. А немцы все какие–то потертые–поношенные.

Зонтик.

Паром прибыл в Росток вечером 12 сентября. Было уже темно, но воспользовавшись советом, я не заночевал сразу же, а проехав около 100 км в сторону Берлина, свернул с автобана в сторону озера. Там, на острове Waren, в очень тихом месте, есть отель, совершенно безлюдный из-за несезона. Остров небольшой, очень ухоженный, на него ведет насыпная дамба с плиточной дорожкой и дубами по обе стороны. Жалею, что утром не остановился и не сфотографировал этот туннель из сросшихся крон. Водительская дисциплина мешала бросить машину, загородив проезд для одностороннего движения, хотя я и был на этой дорожке один. Это же чувство не дало мне сделать несколько живописнейших снимков заката в центральной Испании, поскольку магистрали не предусматривают мест для парковки. То же было и с циклопическими ветрогенераторами Германии и Франции, планерами под Лионом — все это не попало в кадр. Шофер не остановился…
Зато утром, выезжая через небольшой поселок, ознакомился с экспонатом местной истории — пашущим паровозом.

Неожиданно, тракторная тема получила продолжение в Берлине. На одной из улочек Кройцберга немолодой дядечка возился с припаркованым между машин агрегатом. В ходе разговора выяснилось, что транспортное средство имеет нормальные номера, позволяющие ездить по улицам, но сам хозяин рассматривает его как мобильную скульптуру. Позже я встретил этот мобиль у одного из ночных клубов, обвешанного китайскими елочными гирляндами.

Въезжая на машине в Суоми в первый раз, впадаешь в умильное состояние, которое после знакомства с Хельсинки совершенно утверждается, и это – сельская, хуторская сущность финнов, чудесато расцветающая на заросших барбарисовыми валунах, между домиков непривычной глазу размерности. И которая проступает через старательный город, скроенный по велению Шведской империи, но в разуме молчаливого светловолосого поклонника леса, песка и воды.
Хельсинки был построен старательно, не без любви, в продолжении и одновременно в конфликте с местным менталитетом. Поэтому Оно, как хочется назвать его советскому человеку, – не является жемчужиной столицестроения, но содержит все удобства, аккуратства и наоборот – свободно от больных амбиций, за что ему спасибо.

В Хельсинки проходил полдня, просто бесцельно. На улицах куча русских — меня какие–то парни вписали в бесплатную очередь в туалетную кабинку,у них была компания и они без монетки ходили пописать, придерживая дверь, у меня, в общем–то, деньги на туалет были, да и у них, судя по всему тоже, но флэш–моб есть флэш–моб. Поддержал.

В Хельсинки молодежь тусует в виде двух разновидностей — одни одеты поверх одежды в пластиковые пакеты от мусора, другие, в бордовые рабочие комбезы, обшитые наклейками. Чего–то орут все время, не разобрался. На огромном газоне наблюдал соревнование таких тусовок. Быстро разделяются на две равные команды и по сигналу начинают раздеваться, выкладывая из снятых вещей единую цепочку. Чья длиннее — тот и победил. Время, похоже, учитывается. При мне два десятка мальчиков–девочек сняли с себя все до белья и выложили цепочку, причем один был так одержим командным духом, что остался совсем голым и довольным. Потом надел на себя черный пакет от мусора и еще некоторое время бегал. Дикари–с.

Сделал несколько кадров, больше по инерции, и поехал на паром. На пароме самые дорогие машины — русские, джипы, кабриолеты. Порадовали 70–летние финские дядьки на новых тяжелых мотоциклах — тоже в Испанию ехали. Мечта пенсионера. Еще молодежь на великах — путешествует по Европе. Возьмите на заметку, кстати.

Паром в Росток.